Кисточка в Божьих руках

Жил на свете маляр, и любил провожать он закаты,
Наблюдая, как прячется солнце за быстрой рекой,
И ещё он мечтал стать художником, чтобы когда-то
Отразить на холсте мир прекрасный и разный такой.

Очень скоро судьба оказалась к нему благосклонной:
Знаменитым художником стал не в одной он стране:
За огромные деньги картины шли с аукционов,
С каждым днём возрастая всё больше и больше в цене.

Но однажды красивую девушку встретил художник,
Взор смешливый и алый румянец пленили его,
И решил, что её отпустить ни за что он не сможет,
Если не передаст на холсте этот образ живой.

Он её рисовал вдохновенно и самозабвенно.
И портрет получился таким, что сравнения нет.
Посмотрела она и сказала вдруг проникновенно:
-Да, хорошая кисточка! Очень удачный портрет!

Рассмеялся художник наивности девушки этой:
-Да при чём же тут кисточка? Дело - в таланте моём!
Я и чёрным углём нарисую все степени света
И белилами выкрашу ночь на холсте на своём!

Улыбнувшись, сказала она, не смущаясь нимало:
-Мне казалось, что Вы - тоже кисточка в Божьих руках,
И премудрый Творец, чтобы мы красоту понимали,
Через Ваши полотна Свой мир открывает для нас.

У художника, точно свеча, вдруг погасла улыбка,
И, чеканя слова, он сказал, раздражённо слегка:
- Нет, творец - это я! Слышишь, - я! И большая ошибка-
Думать, будто бы я - это кисточка в чьих-то руках!

Вновь он краски смешал и сменил полотно на мольберте,
И рукою уверенной снова стал делать мазки,
Но уже через час был он самым несчастным на свете:
На холсте видел он лишь работу бездарной руки.

Он полотна менял, снова смешивал краски, но тщетно!
Он катался по полу, ломал свои кисти, и выл…
Он был самым несчастным и самым бездарным на свете,
Словно это не он гениальным художником был.

Жил в убогой каморке когда-то известный художник.
Он любил повторять, глядя вдаль на застывший закат,
Что всё бренно на этой земле, и что люди не больше,
И что люди не больше, чем кисточки в Божьих руках.

Леонардо да Винчи

Леонардо да Винчи расписывал фреску –
Это «Тайная Вечеря» фреска была,
Но закончить не мог по причине он веской:
Никакая модель ему не подошла.
Стал искать он натурщиков для воплощенья
В Иисусе – добра, а в предателе – зла,
Но художник не знал, принимая решенье –
Это невероятная трудность была.

Глядя пристально в лица случайных прохожих,
Леонардо всё больше надежду терял,
Но однажды, на пеньи церковного хора
В юном певчем он образ Христа увидал.
И художник, в свою пригласив мастерскую,
Сделал несколько ярких набросков с него.
Скоро фреску дополнил портретный рисунок,
Где Спаситель был выписан, точно живой.

Но другого натурщика, как ни старался,
Отыскать Леонардо три года не мог,
Незаконченным образ Иуды остался,
Кардинал торопил, и давно вышел срок.
Но художник искал его не для забавы –
По трущобам и по захолустьям ходил -
И однажды увидел он в сточной канаве
Человека, чей образ ему подходил.

Он валялся оборванный, пьяный, заблудный…
Леонардо помощников тут же позвал.
И, как времени не было делать этюды,
Отвести его прямо в собор приказал.
Он выписывал, кистью искусно касаясь.
Все пороки, какими натурщик дышал:
Себялюбие, злобу, гордыню и зависть,
И на фреске натурщик себя вдруг узнал.

В тот же миг протрезвев, фреску взглядом окинув,
Он воскликнул с тоской и испугом в глазах:
-Я однажды уже видел эту картину!
Это было примерно три года назад…
И спросил Леонардо: «Как это возможно?»
И натурщик вздохнул: «Я был счастлив тогда…
Помню, в храме я пел, и какой-то художник
Написал с меня образ Иисуса Христа».

Богатый и бедный

Отец семьи богатой в деревню сына взял:
Пусть мальчик жизнь увидит без иллюзий.
Ему хотелось, чтобы сынишка осознал,
Насколько могут бедными быть люди.
Они пробыли сутки в семье у бедняка,
Отец его спросил по возвращеньи,
Понравилось ли сыну, и понял ли он, как
Бедны бывают люди в наше время.

-Понравилось, конечно! – сынишка отвечал,
Отец спросил: «Чему ты научился?»
-Таких людей хороших я, папа, не встречал,
И как они богаты – удивился:
У нас одна собака, у них – четыре пса,
У нас бассейн, у них – морская бухта,
У нас есть сад, у них же – бескрайние леса,
И нас мне стало жалко почему-то…

Не потому, что светят в саду нам фонари,
А их просторы звёзды освещают…
Они готовы Бога за всё благодарить,
А нам всегда чего-то не хватает…
Теперь я знаю, папа, насколько мы бедны!
Отец, когда слова услышал эти, -
Лишился дара речи и явно приуныл,
Но так и не нашёлся, что ответить.

А мой отец, касаясь вопросов бытия,
Одной молитве учит неизменно:
Благодарю за то, что имею в жизни я
И трижды – за всё то, что не имею!

Последний лист

Она была больна, она была одна, и осень за окном…
Ей лишь была видна кирпичная стена, увитая плющом.
И листья с каждым днём редели всё на нём, слетая плавно вниз…
Казалось ей тогда: она умрёт, когда слетит последний лист…

Врач тихо произнёс нерадостный прогноз подруге, уходя…
А листья на плюще почти опали все от ветра и дождя…
-Вы знаете, сосед, подруге двадцать лет, и смерть её близка…
Сказала о плюще, рыдая на плече соседа-старика.

Она пришла к больной, и та, смотря в окно, сказала: «Вот и всё!
Один остался лист, и, хоть жестока жизнь, я жить хочу ещё!»
Подруга ей в ответ: «Ты будешь жить сто лет! Не думай о плохом!
Ещё придёт весна, и снова вся стена украсится плющом!»

Вот день прошёл, другой, и пятый, и шестой, снежок уж первый лёг…
А листик всё висел и явно не хотел в последний свой полёт…
И, глядя на него, больная кризис свой смогла, пережила…
Узнает пусть сосед, и радуются все, что девушка жива!

Стучала в дверь к нему сказать о том ему подруга много раз.
Но вот другой сосед сказал, что его нет, что умер он вчера.
Зачем – никто не знал – всю ночь он рисовал лист жёлтый на стене.
Старик промёрз, промок, и в то же утро слёг, но счастлив был вполне.

Она была больна, она была одна, и осень за окном…
Ей лишь была видна кирпичная стена, увитая плющом.
И листья с каждым днём редели всё на нём, слетая плавно вниз…
И лишь один висел, и падать не хотел – последний жёлтый лист.

У моря

На южном побережье у самого у моря
Черешни-абрикосы в саду росли одном.
И в зарослях душистых стоял, купаясь в зорях,
Увитый чайной розой, уютный светлый дом.
Хозяин и хозяйка там комнату сдавали,
И каждый год на лето ту комнату снимал
Один москвич-писатель, чьи книги издавали,
А он, живя у моря, те книги сочинял.

Доверчиво однажды обмолвилась хозяйка,
Что впору нянчить внуков, да вот зачали тут…
Избавиться бы надо, а он спросил: «Не жалко?»
И тяжко та вздохнула: «Соседи засмеют!
Нам с мужем слишком поздно! И взрослые уж дети!
А если вдруг родится какой-нибудь урод?» –
И, всхлипнув, убежала. Заканчивалось лето,
И он уехал с мыслью вернуться через год.

А там – дела, заботы, издательства, проблемы…
Лет через шесть вернулся он в дом знакомый свой.
Вдруг видит на крылечке девчушку-пятилетку
С уродливой мордашкой и заячьей губой.
И вспомнил, как спросил он в тот вечер: «А не жалко?»
И как блестели слёзы у женщины в глазах.
Он взглядом виноватым искал сейчас хозяйку,
Заранее готовясь, чтоб повернуть назад.

Девчушка вдруг сказала: «А мама у подруги.
Ты поиграй со мною, пока она придёт!».
И он спросил чуть слышно: «А мама тебя любит?»
Невольно взгляд бросая на некрасивый рот.
«Бывают разве мамы, которые не любят?» –
Подняв дугою бровки, хихикнула она.
Писатель напряжённо скривил в улыбке губы,
И всё сильней казалась ему его вина.

Когда пришла хозяйка, он в кухне умывался,
И замер вдруг, услышав: «Дочурка, это я!
Ну, как, моё ты солнце, ну, как, моё ты счастье?
Не слишком ли скучала, красавица моя?»
В ответ её дочурка залепетала что-то,
И та, всплеснув руками, вскричала: «Боже мой!
Где новенькое платье? Да знаешь ли ты, кто он!?
Да он тебе как крёстный иль папка твой второй!»

На южном побережье у самого у моря
Черешни-абрикосы в саду росли одном.
И в зарослях душистых стоял, купаясь в зорях,
Увитый чайной розой, уютный светлый дом.

Дупло

-Кругом - одна несправедливость, - так говорил один старик.
И перед ним, взглянув пытливо, Господень ангел вдруг возник.
-Молил ты Господа, - сказал он, - открыть тебе Его дела:
Зачем одни живут в печали, другие же - не знают зла.

И вот, повёл посланник Бога его далёко за село:
Там был источник у дороги и дерево с большим дуплом.
-Сиди, мой друг, в дупле, покуда я не вернусь, и наблюдай:
Сюда приходит много люда, ты лишь себя не выдавай.

И ангел словно растворился… Старик залез в дупло и ждал.
Вдруг видит он: остановился богатый путник на привал.
Сел на ковёр, порезал сала, достал набитый кошелёк
И долго золото считал он, жуя просаленный кусок.

Когда богач, напившись чаю, собрал оставшийся паёк,
То не заметил, как случайно он обронил свой кошелёк.
Старик в дупле сидит и видит: ушёл богач, пришёл другой:
Одежда скромная по виду, в котомке - хлебушек с водой.

Платочек расстелил на травке, водичкой хлебушек запил…
Увидев кошелёк, так рад был, что даже шёл куда - забыл.
Домой отправился, довольный… Старик же всё в дупле сидит.
Глядит: идёт дорогой дольней бедняк в лохмотьях - жалкий вид.

Но не успел ещё бедняга омыть в источнике чело, -
Вернулся тут богач и нагло стал требовать свой кошелёк.
И находясь в порыве злости, его безжалостно он бил…
Упал бедняк на камень острый и тихо дух свой испустил.

Но не найдя своей пропажи, богач бежал - и был таков!
Старик в дупле заплакал даже, как вдруг явился ангел вновь.
Спросил его: «Ну, что ты видел?» - «Несправедливость лишь одну!
Невыносимо, ангел, видеть мне безнаказанной вину!»

- Теперь, старик, меня послушай, - сказал он, свой рассказ начав, -
Нашедший кошелёк - был лучшим когда-то другом богача.
Но тот богач был слишком жадным, он хитрым и коварным был,
И вот при помощи обмана он друга напрочь разорил.

А тот бедняк и сам когда-то ограбил брата и убил,
Но всё, покаявшись, раздал он и смерть такую же просил.
И внял Господь его молитвам: дал мученический венец.
И тут старик в слезах воскликнул: «Небесный справедлив Отец!»

ПРО КОТА

В одном дворе, уже который год
Жил одноглазый и безухий кот,
К тому же, у него был сломан хвост
И лапа – от бедра наперекос.
Ходил, как бы подпрыгивая, кот,
И кличка у него была – Урод.
Всем детям, что играли во дворе,
Кота касаться строгий был запрет.

Со всех сторон тот кот гонимым был,
Но он, казалось, всех и вся любил,
И кто его камнями отгонял –
Об ноги тех он тёрся и мурчал.
А дворничиха, хоть была в летах, -
Порой лила из шланга на кота,
И тот смиренно под струёю мок,
Удрать как будто было невдомёк.

Особенно тот кот детей любил –
Стремглав бежал к ним, радостно вопил…
И на руки его кто если брал, -
Он блузку или пуговку сосал.
Однажды кот нарвался на собак:
Увидела одна девчушка, как
Два страшных пса его терзали враз,
Под режущую слух команду «фас!»

Бесстрашно подбежав, девчушка та
Схватила полумёртвого кота:
Он задыхался, он едва дышал,
И морду след слезы пересекал.
Она бегом несла его домой,
Ведь кот ещё, почти что, был живой,
А кот пытался в этот миг мурчать
И даже её пуговку сосать.

Он умер у девчушки на руках…
Глаз золотой смотрел на облака…
И долго у подъезда своего
Она сидела, глядя на него.
И состраданье вмиг открыло ей -
И сделало девчушку ту добрей, -
Что за уродством даже у котов
Бывает беспредельная любовь.

РОЗА

Он амнистии ждал, и он ждал её писем…
Он, казалось, читал между строк её мысли.
Всех дороже она стала вдруг и роднее
С той поры, как в письме познакомился с нею.
И когда от неё он конверты вскрывал –
В них всегда лепесток алой розы лежал…

Звали Роза её. В сердце пели капели.
Он считал лепестки за неделей неделю.
И писала она в ей присущей манере
О спасеньи души, о любви и о вере.

Он по нескольку раз эти письма читал,
И о встрече мечтал, и амнистии ждал…

Вот остался барак за железною дверью,
Но не мог он уснуть на плацкартной постели.
На перроне с утра будет ждать его Роза,
И в руках у неё будет алая роза.

Вот и станция. Двери открыл проводник.
И в волненьи приезжий к окошку приник…

Он увидел в руках одинокую розу,
Пожилое лицо, в прядях – белую проседь…
И отпрянув назад, оглушённый как будто,
Он насмешку судьбы видел в эту минуту.

Но не мог он так просто уйти от неё:
В письмах Розы оставил он сердце своё…

Он шагнул на перрон: «С добрым утром! Вы – Роза?»
Улыбнулась она и ответила просто:
- Вы ошиблись. Она встретить Вас попросила.
И увидел он ту, чьими письмами жил он.

Глядя пристально, Роза к нему подошла,
И прекрасней, чем алая роза была…

- Вы простите меня, - взгляд потупив, сказала, -
Что сомненье о Вас я в душе допускала…
Он стоял и смотрел на смущённую Розу,
И поверить не мог, что сбылись его грёзы…

И у Господа шёпотом он попросил,
Чтобы девушки этой достойным он был…

КРЕСТ

Он жил – не жил: существовал.
На Бога часто он роптал,
Мол, не под силу крест ему нести.
И вот однажды видит сон:
В каком-то месте будто он,
А там – куда ни глянь – одни кресты.

И сам Господь пред ним стоит:
- Ты волен выбрать, - говорит, -
Тот крест, который сможешь понести.
Такой увидев поворот,
Обрадовавшись, начал тот
Рассматривать, какие там кресты.

Вот деревянный, золотой,
Латунный, маленький, большой
С каменьями… но этот не поднять.
Он долго выбирал, ходил,
И выбор свой остановил
На небольшом, решив поменьше взять.

Был крест и лёгок, и хорош,
И на другие непохож…
И человек тот, робкий сделав жест,
Спросил у Господа во сне:
- А этот можно выбрать мне?
Мне по душе всех больше этот крест!

Глаза с мольбою он поднял
И в ожидании стоял,
Прижав к груди свой новый лёгкий крест…
-Бери, конечно! – Бог сказал, -
Но как его ты не узнал,
Ведь этот крест – твой собственный и есть!

Узки врата и труден путь,
И часто хочется свернуть,
И, бросив ношу, смыть солёный пот…
Но Бог не даст нам выше сил,
А значит, - надо крест нести,
Тем паче, что Он сам тебя несёт!

НЕПОСЛУШНЫЙ ПОСЛУШНИК

Жил-был старец седой в пустыньке одной
И послушник ему помогал во всём:
Кашеварил, стирал, бегал за водой…
И спасались они хорошо вдвоём.

Старец вдруг узнаёт, что недалеко
Поселился другой старец и живёт.
Скоро первый совсем потерял покой,
Видя, как каждый день люд к нему идёт.

В сердце зависть змеёй скользкой заползла,
И лишила его отдыха и сна.
И послушнику он строго приказал,
Чтобы прочь с этих мест тот его прогнал.

Но послушник, хотя был духовно мал,
Взял гостинцы с собой – мёд да белый лён.
Поклонился, придя к старцу, и сказал,
Что наставник его шлёт ему поклон.

Вот проходит ещё время, а сосед
И не думает то место покидать.
Ну, а старцу не мил стал уж белый свет,
И послушника вновь он решил послать.

А послушник, придя, поклонился в пол,
И гостинцы опять он с собой принёс…
Благодарный сосед снова не ушёл,
И тогда старец сам свой визит нанёс.

Чёрный гнев на него в тот момент напал,
Вдруг, глядит, что сосед выбежал к нему,
И в поклоне к ногам гостя он припал…
- Благодетель ты мой! Дай-ка обниму!

За подарки его стал благодарить
И радушно в свою келью пригласил.
А послушник не смел даже глаз открыть,
Лишь о мире двоих Господа молил.

Старец как-то обмяк, слёзы потекли,
И раскаялся он в зависти своей.
И обратно когда от соседа шли,
На душе у него делалось светлей.

И послушнику он молвил в тот же час:
- Было нужно меня Господу смирить,
И теперь понял я, старец кто из нас:
Надо мне у тебя в послушаньи быть!

ПРО СОБАКУ

Она передвигалась еле-еле,
И как ещё душа держалась в теле?
Хозяин, чтоб от мук освободить,
Решил свою собаку утопить.

С большим трудом старушка в лодку села
И преданно ему в глаза глядела.
Булыжник в сетке за бортом висел,
А он петлю на шею ей надел.

Хозяин помнил, как она, бывало,
За палкой в воду радостно ныряла,
И вот сейчас, как бы играя с ней,
Он бросил палку, дав команду ей.

На миг она о старости забыла,
И бросилась за борт, что было силы,
Но лодка неожиданно в тот миг
Перевернулась под истошный крик.

Хозяин стал тонуть в шуге весенней,
Хоть было и не сильное теченье,
Но судорогой тело всё свело,
А тут ещё воронка, как назло.

Собака, чья петля в одну минуту
Каким-то соскользнула с шеи чудом,
Отважно тявкнув, ринулась нырять
И своего хозяина спасать.

На берегу вдвоём они лежали
И на ветру от холода дрожали,
А после, отдышавшись кое-как,
Он нёс свою собаку на руках.

С пословицей «Не рой другому яму…»
Ухаживал за ней до смерти самой.
И как-то раз нашёл её в кустах
С застывшей благодарностью в глазах…

ПО БОЖЬЕЙ ВОЛЕ

Давным-давно когда-то жил юноша один –
Он был красив и знатен, сын первого судьи.
Отец души не чаял в наследнике своём
И принял изначально учителя в свой дом.

Он с сыном занимался, был справедлив и мудр,
И мальчик привязался душою всей к нему.
Со щедростью учитель свой опыт с ним делил,
Друг и телохранитель в одном лице он был.

Однажды на прогулке конь взвился на дыбы
И юноше он руку копытом раздробил.
Учитель на подмогу тут бросился к нему:
- Мужайся, слава Богу! Давай-ка подниму…

И юноша от боли и гнева произнёс:
- За что ты славу Богу, скажи-ка мне, вознёс?
Уж не за то, что стал я калекою сейчас? –
И брошен был наставник в темницу в тот же час.

Шли годы и однажды с учителем другим
Попал он в племя вражье: с них сняли сапоги
И с танцами и пеньем их повели к кострам,
Чтоб жертвоприношенье свершить своим богам.

Учителя связали и бросили в огонь,
И радостно плясали под украшений звон.
Тут сын судьи взмолился, но вот десятки рук
Вонзились, словно спицы, и повлекли к костру.

И вдруг с брезгливым видом отпрянув от него,
Изъян руки увидев, погнали прочь его.
Ведь жертва без изъяна угодна лишь богам,
И он побрёл как пьяный к родимым берегам.

К наставнику в темницу пришёл он, возратясь:
-Прости меня! - взмолился, - и плакал не стыдясь…
Давайте славу Богу почаще возносить,
Ведь легче так намного по Божьей воле жить.

ДОНОР

В одном деревенском приюте
Взорвался случайный снаряд,
Погибли невинные люди
И двое приютских ребят.
И ранило девочку сильно,
Ещё бы чуть-чуть – умерла,
Всё было почти что как в фильме,
И помощь, как в фильме, пришла.

Хирург был из части военной,
С ним – миссионерка-сестра,
И каждый из этой деревни
Сдать кровь был для девочки рад.
Но группы их не совпадали,
И лишь средь приютских ребят,
Что кровь на анализы сдали,
Могли подойти только пять.

Хирург посмотрел на детишек,
Язык их неважно он знал,
Но понят чтоб был и услышан,
Ребятам как мог он сказал
О том, что их друг умирает,
И надо ей кровь перелить,
О том, что друзей не бросают,
И хочется тоже ей жить.

Кто мог бы помочь в этом деле
И кровь свою девочке дать?
Ребята с испугом глядели:
Никто не хотел отдавать.

Один только худенький мальчик
Ручонку вдруг робко поднял
И вот уж иголка маячит
И он свою руку им дал.

Сначала лежал терпеливо,
Тихонечко всхлипнул потом,
Взглянул на врача он тоскливо,
И слёзы полились ручьём.
- Что, больно? – спросили ребёнка
Но тот покачал головой.
И вдруг разревелся мальчонка,
Скривив рот обиженный свой

- Тогда почему же ты плачешь?
И понял хирург с его слов:
Все думали так же, как мальчик,
Что надо отдать им всю кровь.
- Зачем ты тогда согласился? –
Тут врач свои брови поднял.
Мальчишка немного смутился:
- Мы были друзьями, - сказал.

ПОДВИЖНИК

Давно жил подвижник один,
Духовно себя созидая.
Он Божьему слову всегда
С открытой душою внимал.
И благочестивых людей
На поприще жизни встречая,
Полезного он для себя
Немало от них узнавал.
И стал по дороге молиться,
Чтоб через кого-нибудь Бог
Ему Свою волю открыл.
Вдруг видит: предстала пред ним
С улыбкою томной блудница,
Чей взгляд ослепительных глаз
Таким соблазняющим был.

Подвижник подумал: а вдруг
Его Сам Господь посылает,
Чтоб он вразумил бы её
И пользу духовную дал.
Ведь много полезного он,
Общаясь с людьми, получает,
И слово своё ей сказать
По праву он может тогда.
Смущаясь от взгляда её,
Пьянящего разум как зелье,
Блудницу он стал поучать,
Как надо себя ей вести:
- Ты - женщина, - ей он сказал, -
И надо смотреть тебе в землю,
А благочестивых людей
Негоже сбивать с их пути.

В ответ та блудница ему
Сказала по-детски наивно,
Что женщину Бог из ребра
Мужского когда-то создал,
Поэтому смотрит она
По праву теперь на мужчину,
И нечего ей от него
Красивые прятать глаза.
Но, если он помнит, Адам
Был создан из праха земного,
Поэтому в землю свой взор
Мужчине дано устремлять.
Монах был смирён до зела,
Услышав правдивое слово,
И больше не смел на неё
Он глаз своих даже поднять.

Так Божию волю порой
От грешника можно услышать,
Вот только совсем нелегко
Смиренно её принимать.
Но кто превозносится, тот
Не станет от этого выше,
Давайте смотреть на себя,
Чем будем других поучать!

КОНЮХ НА ЛЕКЦИИ

Пришёл проповедник в село: он к людям хотел обратиться.
Вдруг видит, что в первом ряду сидит только конюх один.
Какое решенье принять: уйти ли ему, извиниться,
Остаться ли, слово сказать, не зря ж он сюда приходил?

Подумав, решил он спросить, что конюх на это ответит:
- Скажи мне, вот ты тут один, и надо ли мне говорить?
Тут конюх плечами пожал: «Да я ведь простой человек-то!
Но коли спросили меня, попробую вам объяснить.

В конюшню когда я приду, а лошади все разбежались,
То если осталась одна, я ей насыпаю овса».
Он снова плечами пожал, и лектор почувствовал жалость
И пламенно стал говорить про то, во что верил он сам.

И он говорил, говорил, и весь как-то преобразился…
Два с лишним, пожалуй, часа та проповедь длилась его.
А после, довольный собой, он к конюху вновь обратился:
- Ну, как тебе лекция, брат? Ну, что ты молчишь? Ничего?

- Да я ведь простой человек, - тут конюх захлопал глазами, -
Но если в конюшню приду, и лошадь одна там стоит,
Конечно, её накормлю, но корма всего не отдам я,
А столько насыплю овса, что дать ей одной надлежит.