3 глава

Перед Софией открылась пропасть, в которой огонь, острые и частые как зубы акулы, скалы. Она хочет повернуть назад, найти другую дорогу, но за ней гонится темный силуэт. Она не видит лица, но знает его как нельзя лучше – он частный гость в её жизни. Сегодня она решила все же разглядеть его, чтобы знать точно – кто это. Софи оборачивается и всматривается в темноту там, где должно быть лицо. Преследователь делать один резкий рывок вперед, она машинально отступает назад и чувствует, как левая нога повисла в пустоте. Девушка хочет наклониться вперед, чтобы со всего размаху рухнуть на  землю, но не видимая сила, скорее всего союзник преследователя, тянет её вниз, в пропасть. Она машет руками, пытаясь удержаться и сохранить равновесие, понимая, что все равно упадет туда, откуда жаром дышит огонь. Попытки тщетны, но София не сдается. Взмах, еще взмах… «Я не хочу падать» - мысль эхом пронеслась в голове, беспокойно затихая и вновь громко раздаваясь внутри, хотя, кажется, что она звучит повсюду. Преследователь замер, он стоит и насмешливо смотрит, хотя Софи все же не может разглядеть его лица, только этот, почти что осязаемый, взгляд. Она ощущает, как издевка тонкими стрелами направляется в её сторону, слышит язвительный смех. Ветер свистит в ушах, девушка оглядывается и осознает, что летит вниз, на встречу к острым скалам и обжигающим языкам пламени. София судорожно машет руками, пытаясь ухватиться хоть за какой-нибудь выступ, но бесполезно. Глаза налились свинцом и крепко закрылись. Она пытается разлепить веки, пытается, но бесполезно. Огонь все ближе, она слышит треск, искорки взметнувшись, касаются её тела, боль разливается волнами….

- Неееет! – звонко кричит девушка, открывая глаза. Яркое осеннее солнце распростерло объятия, согревая кровать, на которой, разбросав по всем концам комнаты подушки и одеяла, лежала София. Она провела рукой по лицу, вытирая пот и слезы. Сон, очередной сон. Первая реакция – укутавшись в одеяло бежать в комнату Давида. Она вскакивает, тянется к одеялу.

- О, нет, - стон, одеяло падает на пол, тапочек, попавший под ноги, летит в стену и гулко ударившись, жалобно стукается о горшок с цветами. – Я же переехала.

Напомнив себе о проявлении самостоятельности, София жалобно вздыхает. Несколько месяцев назад, она решила доказать всем, что уже может жить без присмотра старшего брата. Некоторое время она копила деньги, потом подыскивала квартиру, потом уговаривала Давида дать ей шанс. Первые дни Софи не могла поверить обретенной свободе, но все же тоска по брату терзала сердце. Много раз она была уже готова сорваться и вернуться домой, но это означало бы слабость. Выбрав путь, нужно идти по нему до конца, не сворачивая. Даже если сложно, даже если не получается – истинный путь всегда строится на преодолении препятствий. Каждая трудность имеет несколько вариантов для разрешения, и необходимо заранее вычеркнуть все проигрышные. Чтобы не сдаться на полпути, Софа свела к минимуму общение с Давидом. Редкие телефонные разговоры, которые если случались, то длились минимум два часа. Встречи на улице, когда каждый стремился по своим делам, заканчивались крепкими объятиями, что разрывались минут десять. Разлучить близнецов – дело сложное и крайне болезненное. Когда у одного плохое настроение, то где-то второй не может найти себе места от гнетущего чувства апатии. Если один испытывает боль, то второго охватывают фантомные ощущения, которые нельзя облегчить лекарствами, которые нельзя вылечить. София и Давид не двойняшки, но связь между ними после того, как они остались вдвоем,  такая же близкая. Если брат находился где-то далеко, девушке казалось, что у неё ампутировали руку. Ощущение не полноценности, ощущение ущербности, ощущение потерянности. Софи боялась этих чувств, но с возрастом поняла - нужно научиться жить с ними и побеждать, иначе она так и будет навечно привязана к Давиду. Любовь должна связывать людей, но не быть наркотиком, без которого трудно прожить. Любовь должна давать сил, подкреплять и вдохновлять, а не ущемлять в чем-то. София чувствовала, что, как и всем детям, ей нужно выпорхнуть из семейного гнезда и создать свое собственное. Сложно, не приятно, часто страшно, но это естественный путь взросления.

Софи подняла одеяло, собрала подушки и заправила кровать. Порядок превыше всего – пытался научить её брат и со временем она все же начала пытаться вносить это и в обустройство своей квартиры. А первые недели – да здравствует бардак и беспорядок!

По дороге на кухню, София начала вновь рассуждать на счет преследующих ей кошмаров, надеясь, что, может быть, в этот раз поймет причину, так долго скрывающуюся от неё.

Самое отвратительное во всех этих снах не то, какие действия в них происходят, а то насколько реалистично она себя ощущает. Словно все наяву, словно все – реальность. И нельзя убежать, нельзя проснуться, единственное избавление – сон во сне. Но это – редкость, удивительный дар кого-то все же милосердного  к ней, когда в темном мучительном сне приходит избавляющая пустота. В детстве все было проще: она могла заставить себя проснуться. Как – девушка не знала, просто понимая, что это сон, концентрировалась и с усилиями разрывала нить сна. Но чем старше София становилась, тем труднее происходил побег в реальность и это очень сильно давит на психику. Очень часто она просто отказывается от сна, добровольно выбирая бессонницу и наслаждаясь умиротворяющей тишиной и покоем. Крылья вырастали, глаза сияли, улыбка не сходила с губ… В такие дни она могла быть счастливой. Но Давид, заботясь о младшей сестренке, неустанно следил за режимом Софии даже теперь, когда они жили раздельно. Каким-то особым чутьем, он узнавал, когда девушка принимала бессонницу, как лекарство от кошмаров и проводил воспитательную беседу.

А если бы она принадлежала к той, другой жизни? Возможно, еще в детстве обеспокоенная мама отвела бы дочку к доктору, несколько часов в неделю занятия с психологом и все, конец все страхам и всем кошмарам. Для неё светило бы только яркое солнце, птички заливались пением, трава устилалась хрустящим ковром, а цветы наполняли бы своим ароматом даже самые потайные карманы. А так постоянное ожидание ночи, постоянный страх, что сегодня снова, что сегодня опять начнется этот ужас. И нет спасения. Кто-то советовал Софии принимать снотворные, тем более что на их улицах можно приобрести множество самых дешевых и очень действенных транквилизаторов, благодаря которым можно забыть обо всем. Этому знакомому за его усердную доброжелательность Давид наставил пару синяков, а сестре категорично запретил принимать любого рода лекарства, имеющие психотропные свойства.

Но София сама знала, что никогда не сможет прикоснуться к психотропным веществам. Слишком глубока рана, нанесенная отцом-наркоманом. Закрывая глаза, она видела как наяву: он дрожащей вытряхивает на ладонь светло-серые таблетки, жадно хватает губами, благоговейно замерев, и смотрит на Софию пустым невидящим взглядом. Маленький ребенок, она не знала, куда от него спрятаться, от этого безумного выражения лица, от этих странных не понятных движений, которые приводили её в смятение. Взмах рукой, словно отгоняет муху, мог приобрести более широкую амплитуду и превратиться в удар по детскому личику. Страшный оскал, звериный рык, дикий смех – как часто в последствии все это снилось ей по ночам, доводя до смертельного ужаса. Ни днем, ни ночью, Софи не видела избавления от кошмаров, преследующих её по пятам. Просыпаясь, она все же бежала к родителям в спальню, но лишь потому, что там – мама. Прижавшись к теплому плечу, вдыхая родной запах, София забывала обо всем и спокойно засыпала. То, что рядом тяжело храпел отец - в этот момент не имело значения, ведь рядом мама.

Но бывали и случаи, когда папа читал вместе с дочерью книжки, рисовал красивые корабли, и у ребенка замирало сердце: «Мой папа самый лучший». Если бы не эти маленькие таблетки, то все было бы иначе. Софа с детской страстностью возненавидела наркотики, с каждым годом все больше и больше укрепляясь в этом чувстве.

Если бы она жила в другом мире, где врачи легко принимают у себя в кабинете! Софи как-то раз сделала вылазку в ту часть города, где поживают приличные люди. Она надеялась, что психолог примет её и хотя бы парой советов поможет избавиться от этих преследователей, что почти каждую ночь терзали её. Наивная, она верила, что врачи дают ту самую клятву помогать людям, но забыла, что клятва верности мамоне сильнее любой совести. Безо всяких лишних разговоров девушку просто выкинули из кабинета, даже не выслушав. Горьки слезы обиды и ненависти обжигали её лицо, с губ слетали слова наполненные ядом и злобой, но никто не мог услышать. Она шла по грязным улицам родного района  и с отчаяньем понимала, что у них, людей второго сорта, нет ни малейшего шанса выбраться отсюда. Это клеймо – ты иной, ты другой, ты отверженный, ты бедный. Когда-то создавали еврейские гетто, наподобие их района, где запирали всех неугодных обществу людей. Потому что рядом с ними находиться отвратительно, унизительно и вообще признак дурного тона. Времена фашистов остались далеко в прошлом, и стали чем-то нарицательным в плане очень плохого. Но на самом деле, как показывает реальность, фашизм продолжает расцветать, просто он принял очертания благоуспешности. Все слабое, все недоразвитое, все грязное и некрасивое должно быть отделено от качественного, а для этого как раз подходит вот такое место, район на самом отшибе города. И пусть они тут живут, размножаются, убивают друг друга, но за его приделы – ни-ни. Ваше место не здесь, тут наша территория, мы не принимаем на своей земле отбросы общества, так что не обессудьте.

Пройдя на кухню, девушка первым делом подошла к большому настенному календарю. Странная привычка, корни которой уходили далеко в детство, превратилась в ежедневный ритуал, соблюдать который дело первоочередной важности. Календарь пестрел разными записями и пометками, часть из которых могла показаться совершенно бессмысленными. Она провела пальцем по столбику с текущее неделей и удивленной ойкнула, когда увидела, что на сегодня ей назначен прием в больнице. Вот уже пару недель как она чувствовала себя не очень хорошо, поэтому Кэтрин через своего отца записала её на прием к терапевту. Софа пометила на календаре это предстоящее событие и благополучно забыла. У неё множество заболеваний, которые являются хроническими, поэтому чувствовать себя плохо для неё более чем нормально. С годами привыкаешь ко всему и даже к тому, что может тошнить, кружиться голова, беспокойно стучать сердце. Первая мысль – не пойти, то там делать? Ничего нового ей не скажут, все одни и те же диагнозы, а значит, смысла нет. Но проблема заключается в том, что Кэтрин – начальница, которая привыкла, чтобы ей подчинялись даже в тех вопросах, что не касаются работы напрямую.

Минуту постояв, разглядывая календарь, анализируя то, что осталось в прошлом и то, что еще предстоит сделать, София потянулась за маркером, что лежит на холодильнике. Вчерашний день необходимо зачеркнуть, а то у девушки иначе создается впечатление какой-то незавершенности. Словно она что-то должна прошедшему дню.

Наскоро позавтракав булочкой и горячим чаем, девушка надела черную кофту с белыми винтажными узорами на спине, темно-серые свободные брюки и светло-серую курточку. С утра всегда немного посетителей в салоне красоты, где парикмахером работала Софи. Так уж получилось, что их заведение – единственное во всем гетто, а значит очень популярное. Кэтрин гордилась тем, что некоторые обеспеченные жильцы предпочитают пользоваться услугами её салона, а не выбираться в город к прославленным мастерам с  высокой квалификацией. Её патетические речи приходилось выслушивать именно по утрам, как наставление перед тяжелым боем. Поэтому София с радостью приняла решение пропустить занудные монологи начальницы, прогуляясь по району и повидавшись с доктором. Может тот сообщит ей, наконец, приятную новость, что она скоро умрет?

Яркое осеннее солнце насмешливо отражалось в лужах. Сегодня оно вновь обмануло людей, которые, выглянув в окно, подумали: «Жарко будет» и оделись по-летнему. И теперь им приходилось торопливо идти по улице, кутаясь в тоненькие курточки и растирая руки, посиневшие от холода. Софии они напоминали тараканов, которые копошатся возле входа в свою нору: маленькие, ничтожные личности, безо всяких возвышенных целей. Больше половины жителей гетто являются официально отбросами общества, но стоит кому-то хоть не намного стать умнее или успешнее, то надмение и гордость затмевают разум. В глубине своего подсознания, Софа понимала, что если бы не брат, то и она бы стала человеком второго сорта. Подобные умозаключения иногда проскальзывали у неё в голове, не побуждая относиться к этим несчастным сострадательнее.  Единственное, что она извлекала из таких размышление – как ей повезло с братом.

Сухие листья мелодично шуршали под ногами, а она шла, рассматривая, как они красиво взлетают при каждом её шаге. Пестрый яркий ковер, переливающийся под холодными лучами солнца, успокаивал.

Софи подняла взгляд, побуждаемая каким-то невыразимым и непонятным чувством. На встречу ей шла женщина в черно-белом  клетчатом плаще, темно-русые волосы обрамляли лицо в вышедшей из моды стрижке каре. А лицо… Тот же нос, схожий разрез глаз и изгиб губ…. Мама – гулко ударилось внутри. В глазах защипало, казалось слезы хлынут неудержимым потоком. Нет, не мама. Её не может здесь быть, она сейчас далеко, в ветреной Канаде, где наглые гризли ходят по улицам. Возможно, у неё даже родился ребенок, который навсегда вытеснил из её памяти образ Давида и Софии.

Любое упоминание о матери и о том, что она любила – как заноза, прикосновение к которой вызывает долгую и ноющую боль. Мама – как крик внутри, который не возможно остановить, который не получается заглушить. Возбудителем может быть что угодно: запах лекарств, серия коротких стуков в дверь, тень от чайника, музыка. Иногда Софи казалось, что почти все напоминает ей о Лорелайн. Она пыталась убежать от преследующей её тени прошлого, но боль не хотела утихать – мама.

Поспешно приблизившись к больнице, девушка привычно прошла внутрь, не споткнувшись о железный прут у порога. Пустые холодные коридоры сумрачно встретили её, не проявив и капли гостеприимства. Софа прошла к регистратуре, чтобы взять карту о состоянии её здоровья и пройти на прием. Неулыбчивая медсестра молчаливо отдала документы, жестом указав, куда ей следует пройти. Девушка устало вздохнула и направилась к доктору, который потом послал её сдавать различные анализы.

Результаты анализов обещали сделать к обеду, а значит, что на работу можно и не идти. Тащиться в другую часть гетто только ради того, чтобы в последний час терпеть расспросы Кэтрин  Софии не хотелось. Может день будет потрачен и не зря – размышляла она, ожидая, когда же явиться врач, который подозрительно сильно выглядел пьяным. Отвратительный запах перегара следовал перед ним задолго до того, как он сам появлялся в помещении. Несколько раз Софи приходилось бежать в туалет, так как её начинало тошнить, стоило доктору подышать в её сторону. В последний раз она зло высказала ему, что если его цель убить её, то пусть воспользуется скальпелем, а не удушающими газами. Так будет побыстрее. Он обиделся. И ушел, сказав, что у него перерыв на обед. В 10 часов утра. Терпение Софии всегда имело предел, поэтому чтобы не сорваться и не накричать на медсестру, что флегматично жевала яблоко, выразительно чавкая, она вышла на улицу покурить. Терпкий дым заполнил легкие, медленно поднимаясь к голове  и заволакивая собой разум. Она прислонилась плечом к дверному косяку и смотрела вдаль, не заметив,  как быстро выкурила сигарету до фильтра. С минуту девушка не могла решиться – уйти обратно или достать еще одну? От размышлений её оторвал вкрадчивый мужской голос:

- Хватит. Разве это не вредно?

Перед ней стоял среднего роста мужчина с короткими каштановыми волосами, которые выразительно подчеркивали залысины. Узковатый разрез глаз и смуглая кожа указывали на восточное происхождение. Он вальяжно поправил воротник куртки, и выжидательно посмотрел на Софию. Та восприняла этот взгляд по-своему:

- Да? Ну что ж, тогда почему бы вам не присоединиться ко мне? Дать вам сигарету?

Мужчина постукал пальцем по своей шее, указывая на белую вставку. Софи насмешливо усмехнулась:

- И что? Это не повод отказываться от маленьких радостей. Ну если не хотите, тогда я пошла.

Открыв дверь, она быстро скрылась в здании больницы, оставив незнакомца стоять и смотреть ей в след. София ждала, что вот сейчас он войдет следом, но священник продолжал смотреть на дверь, за которой она скрылась, не шевельнувшись.

Недоумевая, она пожала плечами, подумав, что он какой-то ненормальный, когда, наконец, появился врач и заявил:

- Вы беременны. Ик. Поздравляю.

С чем? Она стояла, как будто её окатили холодной водой – ребенок. Парень, с которым София встречалась, из тех, которые не пригодны для отцовства, да и из неё какая мать? Зачем рожать ребенка, зная, что его здесь ожидают одни мучения? Да и вдруг она, так же как и Лорелайн однажды бросит своего сына или свою дочь? Обречь кого-то на те же муки, что приходилось переносить ей – нет уж! Самое правильное решение – избавиться от ребенка.

- А вы уверены? – вопрос прозвучал глупо. Перед ней стоял доктор, который с  трудом держался на ногах. Не удивительно, что он мог ошибиться, тем более, если учитывать что помимо проблем с сердце и слухом, София имела загиб шейки матки. Уже давно она смирилась с тем, что, скорее всего, никогда не сможет иметь детей, а тут такое заявление! Точно ошибка.

- Без сомнений. Ик.

Шатающийся, не прекращающий икать, источающий устойчивый запах перегара – он не внушал доверия. Софи не стала с ним спорить, а просто ушла. В гетто находилась только одна эта больница, а значит за точным результатом нужно обратиться в городскую, что за пределами стен. Оформление разрешения на выход можно осуществить только в до обеденное время, а значит,  сегодня она не могла успеть. А если учесть что впереди два выходных, то получить окончательный ответ получиться лишь в понедельник. Девушка налетела на священника, который все еще словно столб, стоял на том же месте. Она раздраженно оттолкнула его и медленно пошла домой, желая залезть под одеяло и спрятаться от возможных предстоящих ужасов.